Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]

Он заглянул ей в лицо, продолжая смотреть в фужер, будто стараясь отыскать в нем что-то.

— А по-моему, в вашем мире есть очень много такого, за что можно было бы не пожалеть свечки.

— Я понимаю, что происходит у вас в душе, — сказала Джулия. Для нее это было старое, привычное выражение на лице мужчины, но сейчас, здесь, ее совсем не тронуло, когда она распознала его. Она сейчас ощущала себя уже совершенно другой по сравнению с тем, какой была раньше. — В досье гестапо говорится, что вас влечет к таким женщинам, как я.

Выражение лица Абендсена почти не изменилось.

— Гестапо не существует с 1947 года.

— Тогда СД или чего-то еще такого же.

— Извольте объяснить, — резко спросила Кэролайн.

— Давно хочу, — сказал Джулия. — Я доехала до Денвера с одним таким же. Они намерены здесь показаться в самом ближайшем времени. Вам нужно уехать в такое место, где они бы не могли вас найти, нельзя держать дом вот так, нараспашку, пуская у себе кого угодно, как пустили меня. Рядом со следующим, кто будет сюда пробираться, может не оказаться кого-то воде меня, кто бы мог остановить его.

— Вы говорите — следующий, — произнес после некоторой паузы Абендсен. — А что стало с тем, с кем вы ехали до Денвера?

— Я перерезала ему горло, — ответила она.

— Это уже что-то, — сказал Готорн. — Когда тебе говорит такое женщина, женщина, которой ты никогда в своей жизни не видел раньше.

— Вы мне не верите?

Он кивнул.

— Что вы! — Он улыбнулся ей робко, нежно, даже как-то безнадежно. По-видимому, ему даже и в голову не пришло не верить ей. — Спасибо, — сказал он.

— Пожалуйста, спрячьтесь от них.

— Ну, — произнес он, — мы пытались это делать, это вам известно. Вы могли об этом прочесть на обложке книги… обо всем этом арсенале и проволокой под током. И мы написали это для того, чтобы сложилось впечатление, что мы все еще принимаем необходимые меры предосторожности. — Голос его звучал устало, вымучено.

— Ты, по крайней мере, мог бы носить при себе оружие, — сказал его жена. — Я знаю, что в один прекрасный день кто-то из тех, кого ты приглашаешь, пристрелит тебя, прямо во время разговора, какой-нибудь специалист из наци в отместку. И ты будешь так же с ним философствовать, как сейчас с нами. Я это предвижу.

— Они в состоянии убрать, кого им надо, — сказал Готорн, — если захотят, независимо от того, будет ли он прятаться в «Высоком Замке» или за проволокой под током.

Он фаталист, отметила про себя Джулия. Равнодушие к собственной жизни. Неужели он узнал об этом таким же образом, как и о мире, описанном в его книге?

— Это Оракул написал вашу книгу, разве не так? — спросила Джулия.

— Вы хотите знать правду? — спросил Готорн.

— Хочу и имею на это право, — ответила она, — понимая, что я совершила. Разве это не так? Вы же знаете, что это так.

— Оракул, — произнес Абендсен, спал крепким сном все то время, что я писал книгу. Крепко спал в углу моего кабинета. — Во взгляде его не было ни малейшей тени озорства. Напротив, лицо его казалось вытянулось, стало еще более серьезным, чем когда бы то ни было.

— Скажи ей, — вмешалась Кэролайн. — Она права. Она имеет право знать об этом, за все то, что она сделала ради тебя.

Повернувшись к Джулии, она произнесла:

— Тогда я скажу, миссис Фринк. Одну за другой Готорн перебирал альтернативы. Тысячи их. С помощью линий Оракула. Эпохи. Темы. Персонажи. Сюжет. На это ушли годы. Готорн даже спросил у Оракула, будет ли иметь успех его книга. И он ответил, что успех будет полным, по сути первым настоящим за всю его писательскую карьеру. Так что вы оказались правы. Вы, должно быть, сами очень часто обращались к Оракулу, чтобы догадаться об этом.

— Я хотела бы узнать, спросила Джулия, — для чего это Оракулу понадобилось писать роман? Спрашивали ли вы у него об этом? И почему роман именно о том, что немцы и японцы потерпели поражение в войне? Почему именно такой сюжет и никакой другой? Почему он не мог нам сказать об этом прямо, как обычно раньше? Здесь кроется какой-то глубинный смысл, вы так не думаете?

Ни Готорн, ни Кэролайн ничего не отвечали.

— Он и я, — в конце концов нарушил молчание Готорн, — давным-давно заключили соглашение, как делить гонорар. Если я спрошу у него, если я спрошу у него, почему он пишет «Саранчу», то, чтобы не портить с ним отношения, я передаю ему свою долю. Вопрос этот подразумевает то, что я ничего не делаю, только печатаю на машинке, а это и не соответствует действительности, и просто непорядочно.

— Тогда я спрошу, — сказала Кэролайн. — Если ты отказываешься.

— Это не твой вопрос, чтобы ты могла его задавать, — сказал Готорн. — Пусть лучше она спросит. — Он указал на Джулию. — У вас какое-то неестественное, странное мышление. Вы об этом догадываетесь?

— Где ваш экземпляр? — спросила Джулия. — Мой остался в машине, в мотеле. Я сбегаю за ним, если вы не позволите воспользоваться вашим.

Повернувшись, Готорн направился к одной из дверей в гостиную. Она и Кэролайн последовали за ним, через всю, полную гостей, комнату. У двери он их оставил. Когда он вышел, все увидели в его руках два черных тома.

— Я не пользуюсь стеблями тысячелистника, — сказал он Джулии. — Никак не могу сохранить их полный комплект, все время теряю.

Джулия уселась за журнальный столик в углу гостиной.

— Мне нужна бумага и карандаш, чтобы записать вопрос.

Кто-то из гостей подал ей бумагу и карандаш. Все, кто был в комнате, образовали вокруг нее и Абендсенов круг, внимательно следя за происходящим и стараясь не пропустить не единого слова.

— Можете задавать вопрос вслух, — сказал Готорн. — У нас здесь нет секретов друг от друга.

— Оракул, — сказала Джулия, — почему ты написал «И легла саранча в великом множестве»? Что, как ты предполагал, мы должны были узнать из этой книги?

— У вас какой-то не очень связный, суеверный метод формулировки вопроса, — заметил Готорн, однако присел на корточки, чтобы видеть, как падают монеты.

— Начали, — сказал он и вручил ей три китайские медные монеты с отверстием посередине. — Я обычно пользуюсь ими.

Джулия начала бросать монеты. Чувствовала она себя очень спокойно и испытывала какую-то особенную уверенность. Он записал выпадающие линии. Когда она бросила монету шесть раз, глянула вниз, на бумагу, и сказала:

— «Сюнь» наверху, «Дуй» — внизу. В центре ничего. Вы знаете, что это за гексаграмма? — спросила она. — Не прибегая к таблице?

— Да, — ответил Готорн.

— Это «Чжун Фу» — «Внутренняя правда». Я знаю это без таблицы. И я знаю, что она означает.

Подняв голову, Готорн пристально смотрел на нее. Выражение его лица стало почти свирепым.

— Она означает; вы это имеете ввиду, что моя книга правдива?

— Да, — ответила Джулия.

— И что Германия и Япония проиграли войну? — раздраженно произнес он.

— Да.

Тогда Готорн закрыл оба тома Оракула и выпрямился. Долго стоял молча.

— Даже вы не в состоянии признать этого, — сказала Джулия.

Какое-то время он, казалось, размышлял. Взгляд его, она это заметила, стал каким-то отрешенным. Он весь ушел в себя. Поглощен собственными мыслями… А затем взгляд его снова прояснился.

— Я ни в чем не могу быть уверен, — признался он.

— Поверьте, — сказала Джулия.

Он отрицательно покачал головой.

— Не можете? — сказала она. — В самом деле?

В ответ на это Готорн Абендсен произнес:

— Хотите, я поставлю вам автограф на вашем экземпляре?

Она тоже встала.

— Похоже на то, что пора мне уходить, — сказала она. — Большое вам спасибо. Простите меня, если я испортила вам вечер. С вашей стороны было так любезно, что вы приняли меня.

Она прошла мимо него к Кэролайн, прошла мимо окруживших ее гостей и зашла в спальню, где находились ее пальто и сумка.

Когда она одевала пальто, рядом с нею появился Готорн.

— Вы хотя бы понимаете, кто вы? — Он повернулся к Кэролайн, которая стояла рядом с ним. — Эта женщина — какой-то демон. Маленький хтонический дух из подземного царства, который… — он поднял руку и потер бровь, слегка сместив вниз для этого очки. — …который как неприкаянный скитается по поверхности земли. — Он вернул очки на место. — Она делает то, что подсказывает ей инстинкт, просто выражая то, что существует на свете. Она совсем не собиралась появляться здесь или причинить кому-то вред; просто так уж случилось с нею, она этого не выбирала, как мы не выбираем погоду, когда выходим из дому. Я рад, что она пришла. Я вовсе не огорчен, узнав об этом, об этом откровении, которое к ней пришло из книги. Она ведь не знала, что собирается делать и что ей выпадет понять. Я думаю, что всем нам повезло. Поэтому давайте не будем сердиться на нее за это. Договорились?

— Она несет в себе ужасный, ужасный разрушительный дух, — сказала Кэролайн.